В тихом скверике сижу
Неплохое настроенье
И вокруг себя держу
Круговое наблюденье
Ходят люди праздные
До чего же разные
Этот лысый, тот рябой
Тот здоровый, тот хромой
Вот у этих разный вес
Эта с грудью, эта без
Вон у деда нос горбинкой
У того усы щетинкой…
Почему и сам не знаю,
Я сижу и размышляю –
До чего же интересно
То, что каждому известно:
У доярки и шахтера,
У министра и вахтера,
У богатого и бедного,
У румяного и бледного,
У голодного и сытого,
У крутого и забитого,
У трусливого и смелого,
У зеленого и зрелого,
У звезды и безызвестного,
У чужого и у местного,
У правдивого и лживого,
У зазнобы и постылого,
У высокого и низкого,
У далекого и близкого,
У святого и у грешного,
У осеннего и вешнего,
У дитя и пожилого,
У транжиры и скупого,
У скромняги и бесстыжего,
У брюнета и у рыжего,
У блондина и шатена,
У артиста и спортсмена,
У веселого и грустного,
У простого и у шустрого,
У неряхи и пригожего,
У водилы и прохожего,
У трудяги и ленивого,
У урода и красивого,
У невежды и у умного,
У безмолвного и шумного,
У пьяного и трезвого,
У увальня и резвого,
У толстого и тощего
Очень много общего…
Вот уж какие веки
Все мы люди человеки.
Нас такими создал Бог –
Две руки и пара ног.
Тело, ливером набито
И одеждою прикрыто.
Снизу задница висит,
Наверху башка торчит.
Чтоб от женщин отличали,
У мужчины есть детали.
Всё устроено с умом
И, как водится, при том
Внешне мы немного схожи,
Ведь у каждого на роже:
Впереди сопливый нос,
Наверху копна волос
Или лысина сверкает,
Лоб морщины напрягает,
Ртом чего-нибудь едим
Или что-то говорим.
Глазки веками моргают,
Все в округе замечают,
Чтобы было чем-то слушать –
Сбоку раковиной уши,
Зубы, губки и язык,
Каждый к этому привык…
Как же мы, когда встречаем,
Тех от этих отличаем?
Нас узнать вполне реально –
Все мы ИНДИВИДУАЛЬНЫ!
Форма тела и походка,
Форма лба и подбородка
Цветом глаз и цветом кожи
Мы друг с другом не похожи.
Бог старался не напрасно –
Все устроилось прекрасно.
Ведь такое безобразие
Если нет многообразия!
Март, 1999.
Песочные часы
Накрыло город серой паутиною дождей
Зеленая тоска осенних вечеров
Течет под мерный стук немеренного множества часов
Неизбалованных вниманием людей.
А я к себе песочные часы подвину
Поставлю кверху дном и вот
Бесшумная струя из колбы вниз течет
Стекла, пересекая середину.
Попробовал часы перевернуть
Песок стал сыпаться в другую колбу,
Но только в этом мало толку
Ведь время вспять не повернуть.
Когда песчинки лягут маленьким холмом
Покорные часы безропотно замрут
Отмерив нашей жизни несколько минут
Но дело, кажется, не в том…
Они не только время измеряют
И не беда, что показанья их не точные,
Ведь именно они часы песочные
Теченья наших лет напоминают.
Наверно, в небесах всевышняя рука
В чреде веков вскрывает жизни суть
Благословляя нас на бренный путь
С отмеренным количеством песка.
Никто не ведает насколько этой меры хватит
Мы тонем в вихрях будничных забот
Не думая, что нас в грядущем ждет
И каждый свой песок иначе тратит.
Как часто жизнь ведя со временем в борьбе
Иные люди очень гордые собою
Песок расходуют широкою струею
А пользы нет ни людям, ни себе.
Летит секунд непрерываемая нить,
А времени рабы себя к забвенью обрекают
Своих часов песчинку каждую считают
Бессмертие надеясь получить.
Мне привлекательней быть делом занятым
Поднять детей и дом, деревья посадить
Бояться смерти – лучше и не жить –
Себя не отношу ни к первым, ни к вторым.
Мы все когда-нибудь предстанем перед Богом
На суд свои дела предъявим, а пока
Смотрю на струйку желтого песка
И думаю над жизненным итогом…
Вот мудрость старости сменяет юности беспечность
Отмеренный судьбой исходит срок
В твоих часах кончается песок
И мы уходим в Вечность …
Апрель, 1999.
* * *
Может, правда, может враки –
Я слыхал, что на биваке,
Где цветут тюльпаны – маки
И не ходят в черном фраке,
Просто носят брюки-хаки
Все беспечные гуляки
Сделав дело «Рыба - раки»
И, устав, как после драки
Словно дикие собаки
Ели кашу «масло – злаки»
Оставляли всюду знаки
Люди – бяки.
А с чего бы это, вдруг,
В честь каких - таких заслуг
Дикарей тех узкий круг
Порубили клен и бук
Навели на всех испуг
И страдает лес и луг
От таких друзей – подруг,
Проводящих свой досуг
Словно стая злых хапуг,
Захламивших все вокруг
Оказанием услуг
Гадких рук.
Хорошо бы было так
Это лучший был бы знак
К удовольствию зевак
Чтоб охотник и рыбак
Коль природе он не враг
Или просто не дурак
За собой убрал очаг
От бутылок и бумаг
Чтобы жили рыба – рак,
Чтоб цвели тюльпан и мак
В месте том, где был бивак
Тех гуляк.
Сентябрь, 2000.
* * *
Помню, в детстве в мороз и стужу
Я о южных морях мечтал
И весною в огромной луже
Корабли из газет пускал.
А теперь по далеким странам
Я мотаюсь который год
Параллельно мередианам,
Параллельно струне широт.
Облака небосвод закрыли
Парус треплет веселый бриз
А до суши всего две мили
Если плыть вертикально вниз
Но, как только глаза закрою,
Тихо в мыслях домой летаю
Вновь кораблик бумажный строю
И по луже его пускаю.
И гоняет меня по свету
Океанам потерян счет
Кроме кубрика дома нету
Где-то в Мексике сын растет.
Только часто тревожит душу
Что сиротами вдруг остались
У родного крылечка лужа
И пузатый бумажный парус
Тоже волны, а как другие
Люди дедом уже зовут.
Толь от соли виски седые,
Толи годы свое берут
Но по круглой Земле побегав
Вдруг в родимый порог упрусь
И, корабль из газеты сделав,
Снова к луже своей вернусь
Декабрь, 2000.
* * *
Я в небо звездное задумчиво смотрю
Оно мне одиночество пророчит
Ведь та, которую я трепетно люблю
Меня упорно замечать не хочет.
Во мне бушует океан страстей
За валом вал на берег набегает
Но тот из острых как клинки камней
Те волны горделиво отражает.
Подвижная вода и неподвижный камень
Терпенье пред терпением стоит.
Одно другому тихо точит грани
Другое пред другим себя хранит.
Но миллионы брызг и миллионы слов
По твердому граниту ударяют
И вот на скалах нет уже углов,
Что страсть мою на ленты разрезают.
Притихшая волна прибоем шелестит
Податливость твердыню обтекает.
Вот гладкий камень средь камней лежит
А гладкая вода его ласкает.
И мне тебя полировать придется
Но в море слов мои слова найдутся
Моя любовь твоей любви добьется
С губами губы в поцелуй сольются.
Играют блики на играющей волне
Ты лунную дорожку нежно тронешь
Она за руку приведет тебя ко мне
И ты в моих объятиях утонешь.
Январь, 2001.
Наваждение
Покорна и тиха?
Глазам своим не верю –
Стоит моя мечта
Перед моею дверью.
Китайская стена
Стояла между нами
Ты вечно меж парней
С крутыми кулаками.
Когда ты мимо шла
Оглядывался двор
Я даже не мечтал
Затеять разговор.
Я на глазах твоих
Маячил то и дело,
Но в сторону мою
Ты даже не смотрела.
И вот ты предо мною
Головку опустивши,
А я стою в дверях
Обиды все забывший.
В распахнутую дверь
Ты молча проскользнула
Зеленое пальто
Легло на спинку стула.
Что делать мне теперь
Я не имел понятья
Тебя же мой диван
Принял в свои объятья.
Столкнулись в голове
Сомненья и надежды
И я с тебя сорвал
Ненужные одежды.
Нежданный твой приход
Свой тайный смысл имел
В прикосновеньях рук,
В прикосновеньях тел.
Во внутренней борьбе
Я победил шутя,
Приникнувши к тебе
Проникнувши в тебя.
И мы на небесах
Смешали наши чувства
Творили чудеса
Любовного искусства.
И твой горячий рот
Мне отзывался стоном
Я гладил твой живот
И опускался к лону.
Я словно захмелел
Мне было все знакомо
Я плыл по гребню ног
Вдоль линии разлома.
А ты влюбленным взглядом
В мои глаза смотрела
В объятиях моих
Твое затихло тело.
Уставшая чуть-чуть
Обняв меня, уснула.
Твоя тугая грудь
К моей груди прильнула.
Дыхание твое
Приятно грело шею
Крутая как скала
А я тобой владею.
Скользит моя рука
По бархатистой коже
Ты счастлива со мной
И я с тобою тоже.
Прекрасные черты
Я трепетно ласкал
Пока мои мечты…
Будильник не прервал.
Январь, 2001.
Караван
/ басня /
К колодцу на краю большой пустыни
Верблюдов караван с поклажами большими
Пришел попить воды, немного отдохнуть.
Им предстоял тяжелый долгий путь.
Седой верблюд позвал верблюда молодого:
«Сказать хочу - вам нужно вожака другого.
Я стар. Идти уж нету сил. Возглавь наш караван»-
Он друга попросил».И ,передав свой колокольчик молодому
Ушел дожить свой век в стенах родного дома.
Но тут такой поднялся лай ,что уши заложило –
Орало стадо псов ,что у колодца жило:
«Ты кто такой .Мы караван верблюдов поведем.
Тебя мы вожаком не признаем»
А псы из стаи той знакомы нам до боли:
Бульдог ,кавказский пес ,интеллигентный колли
Задира фокстерьер ,служивый доберман есть даже
/кобель из кобелей ,а все туда же
Кого там только нет. И те кто в вожаки верблюдов метят
И те, которым ничего не светит.
«Вертаемся назад» - раздался лай бульдога:
«Травы полно и здесь. И дичи тоже много».
«Да ,что нам здесь»- кричал другой: «Давайте мы пойдем ,
Но как–нибудь пустыню обойдем».
«Зачем идти в пески» – угрюмо псы гадали,
Но то им невдомек, что караван тот ждали,
Что на другом краю безжизненных барханов
Другой есть мир лужаек и фонтанов.
А каждый лаял о своем и много мнений было,
Но как-то ненароком выходило,
Что от колодца уходить – накликаешь беды –
Иль лапы обожжешь, иль сдохнешь без воды .
Верблюд же наш молчал. Смотрел спокойными глазами
Не снизойдя до спора с кобелями.
Всю ночь собачий гомон раздавался,
Но пред рассветом караван поднялся.
Лай у колодца слышен и поныне,
А караван ушел по выжженной пустыне.
Мораль легко понять: коль выбрана дорога
Старайся жить по мудрости Востока –
Смотри всегда вперед и, как верблюд – вожак
Веди свой караван, не слушая собак.
Размышления о сомнениях
Я где-то в книге прочитал,
Приписывают гению,
То, что он якобы сказал –
Все подвергай сомнению.
Наверно, нет проблем для эрудита
Того ученого назвать
Поскольку имя не забыто
И нам грешно его не знать.
Но я не ведал, где он жил,
И чем он занимался.
Возможно, очень умным был
Иль таковым считался!
Поскольку мысль прижилась,
Меня другое занимало –
Как эта мысль родилась
И популярной стала?
Быть может, средь реки вина,
Справляв какую-нибудь дату,
Он в атмосфере Бодуна
И произнес цитату?
А, может быть, ученики
Вопросы задавали.
И так беднягу допекли,
Что ляпнул, чтоб отстали
А так как те ему внимали
(Там критика не полагалась)
Из уст в уста передавали
И та в истории осталась!
И вот от этих рассуждений,
Признаюсь, что не сразу,
Но я подверг сомнению
Его же собственную фразу!
Ну как тому, что в руки взял
Пощупать иль замерить.
От фразы той, что он сказал
Глазам не надо верить?
Как вопросительный крючок
Писать на то, что в мире
Известно вдоль и поперек
Как дважды два – четыре?
Среди научной кутерьмы
Сомненьями страдаем,
Но и того полно, что мы
Без доказательств знаем!
И я подумал – может быть
Важнее всех сомнений
Необходимость изучать
Природу тех явлений?
И, наконец, созрела мысль –
Ученым предложить –
У фразы той имеет смысл
Смысл изменить!
Мне кажется, что мы улучшим
Ту историческую фразу,
Убрав «сомнению» – получим
Все подвергай АНАЛИЗУ!
Так фраза снова родилась
(Как трудно быть поэтом)
Неважно рифма удалась,
Но дело же не в этом!
Я просто Вам хотел сказать,
И это вне сомненья
Нельзя цитатами считать
Все то, что ляпнет гений!
Март, 1999.
* * *
Любуюсь безнадежным взглядом
На то, как ты лукаво улыбаешься.
И злюсь, что не с тобою рядом
Когда ты утром просыпаешься.
Потом на дне водоворота
Где я крадусь как заведенный,
Я проклинаю ту работу
За день с тобой не проведенный.
С ума схожу – тебя не вижу.
В мочалку нервы теребя,
О, как тебя я ненавижу
За каждый вечер без тебя.
И что мне делать – я не знаю
Ты вновь куда-то ускользнула.
Потом всю ночь себя ругаю,
Что ты не на плече моем уснула.
Январь, 2001.
Не сложилось, не сошлось не связалось.
В многословье нужных слов не сыскалось
В океане глаз твой взгляд не заметил
Ты прости, что я тогда не ответил.
Но потом ты в тёплом море купалась
Я хотел тебя обнять – ты смеялась.
Я смотрел как ты по парку гуляла,
Я грустил, когда ты грустной бывала…
Я встречал тебя с одною мечтою,
Чтобы ты ко мне прижалась щекою
А теперь ты наши встречи забыла…
Не сбылось, что мне весна посулила.
Злыми пчёлами дожди налетели,
Очень скоро парк завьюжат метели.
Я стою перед тобою не зелёным,
А с опавшей листвой стылым клёном.
Под ногами лист шуршит тихой сапой,
Чтоб упасть на белый снег жёлтой лапой.
Октябрь 2001